Биография Былины Печоры - Илья Муромец и сокольник. Дюк Степанович.

 Настоящие записи знакомят с одной из интереснейших северных эпических школ — Печорской. Хотя эти записи очень поздние и, видимо, последние (у стариков-сказителей уже нет продолжателей их традиции) — перед нами полноценные былинные тексты, не искаженные, и настоящее, полноценное былинное пение, что особенно поражает, если принять во внимание преклонный возраст сказителей. Былины эти — прекрасные плоды с тысячелетнего дерева устной эпической традиции.

Конечно, до наших времен дошло уже немногое. Даже за последние 80-100 лет резко уменьшилось количество былинных напевов — в конце прошлого века их было у хороших певцов около десятка для разных былин. В глубокой древности пение былин сопровождалось игрою на гуслях, но уже давным-давно эта традиция умерла. И все же то, что дошло до нас, — это подлинное эпическое пение, донесенное народом из глубин родной истории.

Русские былины поются, как и подавляющее большинство народных эпических сказаний (кроме ирландских саг, которые, по-видимому, рассказывались особой ритмической прозой).

Пение это зафиксировано на пластинке. Излишне напоминать, что услыхать эпическое пение в наши дни уже почти невозможно. (Как пелись предания о Роланде, поэмы Гомера, Нибелунги, мы не знаем и не узнаем). Эпическое пение особое. В отличие от лирической песни, где мелодия по крайней мере столь же важна, как и слова, в эпосе напев абсолютно подчинен рассказу, повествованию. Недлинная, вариантно повторяющаяся музыкальная фраза, ряды строк, организованные в свободные периоды разной длины, — по смыслу текста, — отмечаемые легкими замедлением и паузами, чуть-чуть нарушающими плавность течения распева, — вот что такое музыкальное оформление былины. Мы не назвали, правда, еще одного, существенного, что тоже участвует в музыкальной организации эпоса: страсти и темперамента, певца, который вживается в песню-сказ, вдохновляется ею и поет с глубокой верой во все происходящее. И этого почти не передать никакому, самому хорошему профессионалу-исполнителю.

Слушая былину, надо слушать звучащее слово, следить за развитием образа. Но когда слушатель сумеет вжиться в эту безмерно далекую от нас, тысячелетней давности мелодию, когда он особым творческим усилием «вслушается» в текст, проникнет в особенную манеру былинного пения, тогда он поймет, что перед ним безусловно великое искусство, великое в абсолютном, полном и бесспорном значении этого слова, великое во всем, от общей конструкции былины до мельчайшего образа, сравнения, до каждого отдельного эпитета, который уже невозможно заменить ничем. Более того, тогда слушатель поймет, что былину именно надо слушать, ибо только в пении образный строй эпоса получает свое настоящее значение, законченную величавую полноту.

Былины, которые вы услышите, записаны летом 1965 года на Печоре в Усть-Цилемском районе, в селе Усть-Цильма и в деревне Боровской, расположенной в 30 км от Усть-Цильмы, на притоке Печоры, реке Пижме.

Запись произведена специальной бригадой Всесоюзной студии грамзаписи под научным руководством музыковеда Ю. Е. Красовской. Поиски сказителей и предварительная запись былин осуществ-лены Д. И. Балашовым.

Первый из сказителей, с которым вы познакомитесь, — житель деревни Боровской Еремей Провович Чупров — восьмидесяти двух летний старый охотник. Как сказитель он был известен уже давно и является едва ли не самым выдающимся исполнителем былин всего района средней Печоры. Еремей Провович поет с чрезвычайным эмоциональным подъемом.

Пение Е. П. Чупрова примечательно: это подлинно эпическая манера, с особой артикуляцией слова, ярко передающая накал страстей и величавость, свойственную эпосу.

Былина «Илья и Сокольник» повествует о бое Ильи Муромца с сыном, которого он сперва не узнает (Бой отца с сыном — коллизия, встречающаяся в эпосе разных народов). Интересен зачин былины, типично печорский, где Илья Муромец озирает окрестность и видит вокруг всю русскую землю от северных до южных ее пределов.

Илья Муромец в этой былине предстает не столько как мудрый и спокойный глава русского богатырства, сколько как легко воспламеняющийся, нетерпеливый, что вызвано особенностями данного сюжета.

Для сравнения манеры пения мы приводим два отрывка (зачина) той же былины в исполнении других сказителей. Первый — в передаче Усть-Цилемского сказителя Г. В. Вокуева. Второй исполняет сказитель из деревни Боровской Леонтий Тимофеевич Чупров с женой Анной Лукичной. Для печорской традиции вообще характерно хоровое исполнение былин. Леонтий Тимофеевич, так же, как и Е. П. Чупров, поет с большим увлечением. Тексты его былин (на те же сюжеты, что и у Е. П. Чупрова) отличаются полнотой и обстоятельностью.

Следующей приводим целиком былину о Дюке Степановиче Усть-Цилемского сказителя Гаврилы Васильевича Вокуева. Гаврила Васильевич — самый старый из за-писанных нами сказителей (85 лет). Одна его старина помещена в «Былинах Печоры и Зимнего берега», но былину о Дюке он прежним собирателям не пел, и впервые она была записана Д. М. Балашовым в 1963 году.

«Дюк Степанович» — одна из популярнейших былин Киевского цикла. По-видимому, возникла она еще в ту пору, когда усилившаяся Галицко-Волынская земля начала соперничать с Киевом. Некоторые исследователи считают эту былину поздней (XVI века) — былиной-пародией, с чем, впрочем, трудно согласиться.

Сказочный богач Дюк приезжает в Киев, посрамляет в состязании киевского щеголя Чурилу, а затем посрамляет богатством и самого киевского князя Владимира. Исследователи долго не могли разобраться в социальном положении Дюка. Вместе с тем, в народной среде былина чрезвычайно популярна, и во всех записях Дюк очень резко противопоставлен князю и окружающим его боярам, а крестьянский глава русских богатырей, Илья, наоборот, сразу же берет Дюка под защиту. Разгадка идеи былины обнаруживается в тексте Г. В. Вокуева в эпизоде с тремя кольцами. Привязывая коня, Дюк называет себя простым мужиком, богатырем и богатым купцом одновременно (в записи 1963 г. даже «сам себе князем»), поскольку он волен и никому не служит. Таким образом, перед нами идеал свободной жизни, вековая мечта крестьянина о воле, соединенная с представлением о зажиточности вольного человека.

Типичен зачин былины: богатырь не слушается предостережений матери, хвастает на пиру, но затем оправдывает хвастовство делом. Напев этой былины аналогичен напеву «Илья Муромец и Сокольник» того же сказителя.